В действительности шедевры в мировой истории искусства – явление редкое, уникальное и никогда не повторяющееся. Сегодня принято бездумно разбрасываться направо и налево,
называя этим возвышенным термином любые проявления творчества, включая самые посредственные. Французское слово «шедевр» (chef-d’oeuvre – «главный труд», «основное произведение»).
Шедевр – это не только высшее проявление мастерства выдающегося художника, лучшее его произведение с точки зрения качества исполнения, но одновременно и отображение эпохи, и новая, свежая струя внутри неё, которая задаёт высшую планку для современников и последователей, становится главным эстетическим и духовным ориентиром своего исторического периода.
Оборачиваясь назад и анализируя минувшие эпохи, можно легко заметить, как в определённые исторические периоды мощнейшего экономического и духовного подъёма общества происходили «пассионарные» вспышки в искусстве – концентрация шедевров в единый момент времени тогда была особенно велика. Вне конкуренции в этом отношении, безусловно, Эпоха Возрождения. Отойдя от средневековых теологических догм, проповедовавших аскезу и накладывавших табу на любую телесность, равно как и на вольнодумство, Эпоха Возрождения возвышает и ставит во главу угла уже не Бога, а самого человека как венец божественного творения, обращая взор не только на его духовную, но и на материальную составляющую – красоту и гармонию человеческого тела, воспетую в период античности. Как пишет Б. Р. Виппер в своих лекциях по истории изобразительного искусства и архитектуры: «Основная тема искусства Ренессанса – человек. Человек как мера всех вещей, как героическая, независимая, всесторонне развитая личность, как творческая сила в борьбе с натурой и гнётом церковно-феодального принуждения… Искусство Ренессанса говорило от лица человека, о человеке и для человека. Именно поэтому оно отличалось таким ярко выраженным пластическим характером на всех стадиях своего развития».
Три титана Высокого Ренессанса – Леонардо да Винчи, Микеланджело и Рафаэль – создали шедевры живописи, которые не только стали определяющими для направлений в искусстве их исторического периода, но и приобрели значение высших духовных и эстетических ориентиров всей человеческой цивилизации. Тайно препарируя трупы и изучая мельчайшие подробности строения человеческого тела, Микеланджело достигает высшего мастерства в выражении всего диапазона человеческих чувств и эмоций – с помощью позы, положения тела, игры мускулов. Леонардо да Винчи не только привносит неповторимую загадочность в выражение изображаемых им лиц, но и создаёт столь совершенную композиционную гармонию и объём, что превзойти его не удалось ни одному живописцу. Рафаэль же, которого считают гением синтеза, впитал всё лучшее от старых мастеров и своих гениальных современников, явив в своём творчестве наиболее полное и яркое выражение классического начала ренессансного искусства. Следуя принципу антропоцентризма, Рафаэль поистине любуется человеком, передавая через удивительную гармонию линий, пластичность ритма и чистоту цвета эмоциональную, чувственную, эстетическую и духовную составляющую человеческой натуры, отображает новое положение человека в мире. Его знаменитые Мадонны – всегда уникальные и непохожие одна на другую – являют собой наиболее совершенное воплощение Божественного в человеке, сочетая христианскую духовность с классическими древнегреческими канонами красоты. Наивысшим воплощением богочеловеческого совершенства в творчестве Рафаэля стала легендарная «Сикстинская Мадонна» (1512–1513), рядом с которой меркнут даже выдающиеся произведения искусства того же периода.
Однако после пика непременно идёт спад, накапливается общая усталость, духовный подъём постепенно сменяется духовным кризисом, и, завершаясь творчеством Тинторетто, Позднее Возрождение уже сменяется направлением итальянского маньеризма, где совершенная гармония уступает преувеличенной вытянутости линий, как на картине Пармиджанино «Мадонна с длинной шеей», а богоравенство человека замещается равнодушием, усталостью, кокетством. Тем не менее в направлении маньеризма также находится свой мастер шедевров – Эль Греко, сумевший привнести новаторство, соединив маньеризм с канонами античности и византийской иконописи.
На контрасте с Эпохой Возрождения, где человек изображался совершенным и богоравным, принципиально иную эстетику предлагают, например, полотна выдающегося реформатора европейской живописи XVII века Караваждо, положившего начало целому направлению внутри стиля барокко, названному караваджизмом. В своём изображении человека Карваджо уже стремится к простоте и большей натуралистичности. Его апостолы – простые труженики в бедных, рваных одеждах, с измождёнными морщинистыми лицами («Неверие апостола Фомы», «Успение Богоматери»). Человек тяжёлой судьбы, познавший все тяготы нищеты, Караваджо уходит в резкий контраст тени и света (тенебросо) и не боится тёмного, мрачного фона, не чурается изображать человека земным и страдающим, показывать реалистичную жестокость, как, например, на картине «Юдифь и Олоферн», где из отсекаемой головы хлещет фонтан крови. Опережая своё время, как многие гении, Караваджо не был понят современниками, его работы не принимались Церковью, но его колоссальное влияние на историю искусства барокко не подлежит сомнению. В связи с этим уместно, например, вспомнить другого гениального современника Караваджо и крупнейшего представителя барокко, фламандца Питера Пауля Рубенса, который, предлагая принципиально иную эстетику, поёт великую песнь гедонизму и жизнелюбию, изображая мясистые, дебелые тела нимф и сатиров, наполняя полотна золотистыми, солнечными красками и безмятежным движением.
Наверное, самым наглядным примером смены эпох в живописи, породившим принципиально новые шедевры с новым ощущением темпа и ритма своего времени, становится конец XIX века, когда на фоне процветающего капитализма, стартовавшего научно-технического прогресса и достоверной, многослойной академической живописи появляется «маргинальное» направление импрессионизма. Отказываясь от чёткой выверенности форм, импрессионисты обращаются внутрь себя, ориентируются больше на собственное, субъективное восприятие объектов, стремятся передать не гармоничную статичность композиции, а, напротив, динамическую изменчивость окружающего мира, в зависимости от освещения, времени года, настроения, восприятия.
«Первопроходцем» среди импрессионистов становится Клод Моне. Первая его картина «Впечатления. Восходящее солнце» (Impression, soleil levant, 1872), на которой неясный силуэт лодки на воде проступает сквозь розовый туман рассвета, дала название всему стилю. Определение impression («впечатление») в отношении этого нового направления живописи изначально носило иронический, пренебрежительный характер, но сами импрессионисты сразу с охотой приняли его. Клод Моне начинает создавать картины сериями, где одни и те же объекты выглядят каждый раз по-разному, утрачивая чёткость и однозначность линий, лишаясь ненужных реалистических подробностей: «Руанский собор», «Кувшинки», «Мост Ватерлоо»… В Эрмитаже, например, хранится поздний шедевр Клода Моне «Мост Ватерлоо в Лондоне. Эффект тумана» – дымчатое, жемчужное полотно с еле различимыми очертаниями, созданное гениальным французом в 1903 году, когда у него уже прогрессировали серьёзные проблемы со зрением, закончившиеся двусторонней катарактой.
Опередив своё время, импрессионисты и постимпрессионисты распахнули дверь в будущее, наполнив мир живописи новым символизмом, ощущением иллюзорности и изменчивости бытия, субъективным взглядом на привычные, банальные предметы. Так, постимпрессионист Поль Сезанн за счёт упрощённых форм, цветовых переходов и графических линий старался оставить на полотне только самую суть предмета – сосредоточенные пальцы пианистки, круглые, выпуклые яблоки в бесконечной серии знаменитых натюрмортов, ирреальные пейзажи с необычных ракурсов. Новую цветовую палитру и сюжетную тематику, близкую к примитивистской, находит для своих картин Поль Гоген. А поздний Винсент ван Гог, «воплотивший смятённый дух человека», отходит от старых традиций реалистической живописи, влияние которой присутствовало в его ранних работах (например, «Едоки картофеля», 1885), и отдаётся бурному потоку красок и взволнованных линий, создающих принципиально новый эффект как в его автопортретах, так и в беспокойных, динамичных пейзажах, полных ощущения тревоги, тоски и одиночества.
Это ощущение одиночества, атомизированности человека в мире, расколотость его бытия, назревшую потребность сломать все устоявшиеся каноны и традиции живописи, окончательно оформится в творчестве авангардистов на фоне грозных событий первой половины XX века – Первой мировой войны, русской революции 1917 года и, наконец, самого страшного события в истории человечества – Второй мировой войны, после которой мир уже никогда не станет прежним.
Предтечей модернистской революции в живописи становится жизнелюбивый фовизм Анри Матисса, с его кричащими красками и намеренной искажённостью линий. Матисса называют живописцем, щедро плеснувшим чистые фабричные краски на весь мир искусства, приведя в шок ещё не готовую воспринимать столь смелое видение публику. На счастье, среди русских коллекционеров нашлись те, кто понял ценность работ Матисса, равно как и других представителей современной французской живописи, – это были московские промышленники Сергей Щукин и Иван Морозов, благодаря которым в ГМИИ имени А. С. Пушкина и Эрмитаже собрана одна из лучших в мире коллекций импрессионистов и постимпрессионистов. Возвращаясь к Матиссу, стоит отметить, что по его ранним работам совершенно очевидно, сколь мастерски художник владел техникой классического натюрморта, сознательно от него отказываясь.
Столь же совершенно строгой академической техникой владел и Пабло Пикассо, ставший самым дорогим художником в мире именно потому, что намеренно сломал все рамки классической живописи. В своём раннем «голубом» периоде Пикассо обращается к теме меланхолии, старости, смерти, ограниченности и бренности человеческого бытия, затем переходит к «розовому периоду» – более оптимистическому, но также отображавшему неустроенность, изменчивость и одиночество жизни бродячих цирковых артистов. Самым знаменитым шедевром, созданным Пикассо на стыке этих двух периодов, стала легендарная «Девочка на шаре» (1905), где динамика и хрупкость девичьей фигурки контрастирует с монолитной устойчивостью глядящего на неё силача. Однако начало смелых экспериментов художника ещё впереди. Родоначальник кубизма, Пабло Пикассо сознательно разламывает привычную целостность формы, раскладывая трёхмерные объекты на отдельные элементы и перенося их на двухмерную плоскость (например, «Портрет Амбруаза Воллара», 1956). Ужасы мировых войн словно лишают человека целостности, раскладывают его на элементы, оставляя от него общее впечатление. Происходит полная переоценка ценностей – старые смыслы разрушены, новые ещё не созданы.
В то же время великий экспериментатор Сальвадор Дали уводит зрителя от реального мира в бесконечные лабиринты снов и фантазий, создавая бесчисленный спектр всевозможных иллюзий. А русские супрематисты Василий Кандинский и Казимир Малевич совершают ещё одну революцию, открывая принципиально новую эстетику беспредметности, переходя к «искусству чистых ощущений», которое своим динамичным сочетанием цветов и геометрических фигур максимально сближает абстрактную живопись с музыкой.
Таким образом, истинный шедевр живописи всегда отображает некий новый духовный этап человеческого общества, внутренний перелом человека и его мировосприятия. Экспериментируя с формой, цветом, динамикой изображения, используя новые материалы и техники, которые становятся доступными благодаря научно-техническому прогрессу, истинный художник постоянно находится в поиске чего-то принципиально нового, приоткрывающего завесу тайны будущего и дающего творческому потенциалу его последователей новый импульс, который заставляет их двигаться вперёд.
Мария ЛЕОНОВА
Источник: НиР № 4, 2023
На фото: Клод Моне. Впечатления. Восходящее солнце. 1872