В этом году исполнилось 642 года с Куликовской битвы – блистательной победы дружины Дмитрия Донского против полчищ темника Мамая. Сражение, как следует из летописных источников, произошло на месте слияния реки Непрядвы с Доном.
Однако этот факт вызывает у историков множество споров. Ряд исследователей даже утверждает, будто битва происходила не на Дону, а на территории современной Москвы. Этой точке зрения своим существованием противоречит Николо-Угрешский монастырь, основанный Дмитрием Донским после знаменитого сражения.
Знамение для князя
Летописные источники утверждают: Дмитрий Донской с войском выехал из Москвы и три дня куда-то ехал. В этом случае за трое суток он должен был оказаться достаточно далеко от стен Московского Кремля. Поэтому версия сражения с Мамаем в Москве совершенно несостоятельна.
В то же время должны были остаться какие-то материальные следы похода московского князя на встречу с войсками в Коломну и затем на место сражения. Они есть! Одним из подобных следов можно считать легенду об образовании Николо-Угрешского монастыря в подмосковном Дзержинске.
К сожалению, до наших дней не сохранилось ни одной подлинной записи об основании монастыря в 1380 году святым благоверным князем Дмитрием Донским. Но история сумела в подробностях сохранить устное предание, повествующее об этом знаменательном событии. Позднее его текст был записан и дошёл до нас в нескольких литературных памятниках.
В рапорте, отправленном игуменом Варнавой в Духовную консисторию в августе 1871 года, в ответ на требование предоставить данные по истории монастыря приводится удивительная история, предшествовавшая Куликовской битве.
Из рапорта игумена следует, что князь Дмитрий Донской вышел из Москвы и, отойдя от города не более 15 вёрст (16 километров), встал лагерем на ночёвку. Ночью князь неожиданно проснулся от яркого света, исходившего с ветвей растущей неподалёку сосны. В ветвях могучего дерева Дмитрий Донской с удивлением увидел образ Николая Чудотворца, от которого и исходил свет. В ответ на молитву с дерева прямо в руки князю опустилась икона, признанная чудотворной.
Утром, едва проснувшись, князь дал торжественный обет: если одержит победу в сражении – быть на этом месте монастырю. Битву князь выиграл и слово своё сдержал. Не прошло и полугода, как посреди леса появился храм во имя Николая Чудотворца, а само место получило название Угреша (слово «угреша» представляет собой форму глагола «угреть» (буквально – «угрели»), «согреть» и отражало настроение князя в момент явления иконы. – Ред.).
Лингвисты, тщательно исследовавшие рапорт игумена, пришли к выводу: историю основания монастыря Варнава почерпнул из некоего более древнего источника, о чём ясно говорило стилевое несоответствие отдельных кусков текста. Но достоверность самого текста сомнений не вызвала. Историки не исключают, что основной исторический документ, описывающий основание монастыря, погиб в пожаре или был утерян во время чумы 1771 года, когда умерли почти все насельники монастыря.
Ряд косвенных признаков также указывает на достоверность изложенной в рапорте легенды. Дело в том, что одним из первых игуменов монастыря был Иона, по некоторым версиям ранее являвшийся иноком Троице-Сергиевой Лавры. Не исключено, что Сергий Радонежский, благословивший Дмитрия Донского на битву, мог помочь и в последующей организации Николо-Угрешского монастыря.
Монастырь-«миллионер»
С первых дней существования Николо-Угрешскому монастырю, можно сказать, повезло. Сегодня доподлинно не известно ни сколько построек было в первом, ещё деревянном, монастыре, ни количество монахов. А историки Церкви утверждают, что обитель с первых дней своего существования содержалась на средства частных меценатов – ктиторов, которыми стали русские государи.
Действительно, московские князья достаточно часто с удовольствием посещали бурно развивающийся монастырь. А Иван Грозный и вовсе в 1544 году даровал монастырю жалованную грамоту, закреплявшую за ним права на владение четырнадцатью сёлами в четырёх уездах страны. Только с 1545 по 1652 год монастырь, обласканный государями, получил в общей сложности семь жалованных грамот. Кроме земель, деревень и крестьян Иваном Грозным были пожалованы обители обширные владения для рыбной ловли под Нижним Новгородом. Мало того, все монастырские товары были освобождены от любых торговых податей и налогов.
Неудивительно, что обласканные властью настоятели монастыря активно участвовали в жизни государства. Без их присутствия не обходился ни один церковный или земский собор. Так, игумен Тихон в 1572 году участвовал в Церковном Соборе, определявшем, может ли Иван Грозный жениться в четвёртый раз или нет. Игумен Лаврентий в 1589 году принимал участие в Церковном Соборе, учредившем Патриаршество на Руси, а подписи игуменов Елизара и Тихона стоят под документом, избравшим на Земском Соборе Бориса Годунова на царство.
Опора трону
Но лучшие времена для монастыря наступили после восшествия на престол в 1613 году Михаила Фёдоровича Романова. К тому времени обитель уже имела каменную ограду высотой три метра и длиной 700 метров, а также три внушительных каменных храма: Никольский собор, церковь Успения Божией Матери с трапезной и церковь Спаса Нерукотворного с колокольней. На территории монастыря находилась даже гостиница для размещения царских особ, а также Государевы палаты и Патриаршие кельи.
Своеобразная «резиденция» первых лиц была создана в монастыре не случайно, только Михаил Романов посещал обитель девять раз! Однажды в 1620 году он пришёл в монастырь пешком, совершив редкое паломничество.
Следующий правитель России, Алексей Михайлович, посетил монастырь 13 раз. Он также даровал обители ещё один рыбный промысел и Кременский посад. В царствование Алексея Романова на Святых воротах были установлены две иконы – святителя Николая и Живоначальной Троицы.
Неудивительно, что все игумены монастыря твёрдо стояли на страже царской власти, а сама обитель была превращена в застенок для её оппонентов, как светских, так и духовных.
В Николо-Угрешском монастыре в 1662 году допрашивали участников медного бунта, а в 1666 году в темницу обители был помещён легендарный раскольник протопоп Аввакум с соратниками. При Петре I в монастыре содержали мятежных стрельцов, посягнувших на власть царя-реформатора.
Закат перед рассветом
Первое угасание монастыря началось лишь в XVIII веке, когда монастырь вдруг лишился былого монаршего покровительства. Существенно сократилось количество паломников, а настоятели монастыря менялись один за другим. Только в период с 1700 по 1833 год в монастыре сменилось 39 настоятелей, в то время как количество монахов уменьшилось почти вчетверо. Дошло до того, что в 1737 году игумен Варлаам II подал в Синод рапорт о ветхости монастырских строений, но ответа так и не получил. Лишь в 1739 году, после повторного обращения игумена, в монастырь прибыл архитектор, который составил смету необходимого ремонта. Будто нарочно в мае того же года ураганом с нескольких зданий сорвало крышу, а у некоторых храмов оказались сломаны кресты. Символические средства на ремонт были выделены лишь в 1742 году. Их не хватило на ремонт всего монастыря, и к 1757 году из-за опасности обрушении здания перестали совершать службы в величественном храме Спаса Нерукотворного.
Вдобавок ко всему Екатерина II в 1764 году повелела провести секуляризацию церковных земель, которая отнесла обитель к третьему классу монастырей с содержанием в 950 рублей в год.
Обитель упорно катилась к своему, казалось, неминуемому закату. Порой этому способствовали сами игумены. Например, наместник Израиль прославился тем, что совершал, как сейчас можно сказать, «подставы на дороге».
Игумен, переодевшись шутом, ложился у ворот монастыря, и когда мимо проезжал обоз или гружённая товарами телега, помощники игумена требовали с проезжающих деньги за то, что те якобы чуть не задавили их настоятеля. Итог оказался закономерен: Израиль был осуждён за присвоение монастырских денег и сослан в Томск. К середине тридцатых годов XIX века в монастыре оставалось шесть монахов, и речь шла о его закрытии.
Вторая Лавра
Спасение пришло, как всегда, внезапно, вместе с назначением настоятелем монастыря игумена Илария, возглавлявшего монастырь на протяжении 18 лет – с 1834 по 1852 год. Новый игумен, не имевший пагубного пристрастия ни к спиртному, ни к присвоению казённых денег, сразу же ввёл строгий распорядок жизни монастыря, неукоснительно требуя отправления всех церковных служб, что давно не соблюдалось.
Вскоре число монахов увеличилось до 22, а сам монастырь начал понемногу возрождаться. Появились купцы- благотворители. На их деньги возвели храм в честь Усекновения главы Иоанна Предтечи и провели масштабную реконструкцию остальных церквей обители.
Стараниями игумена Илария в 1852 году монастырь, ещё недавно находившийся на грани закрытия, в крупные церковные праздники принимал у себя от восьми до двенадцати тысяч паломников. Но максимального расцвета монастырь достиг при настоятеле Пимене. Преподобный сумел привлечь в качестве благодетелей монастыря семейство купца и промышленника Александрова, который вложил в благоустройство обители до 300 000 рублей серебром.
Стараниями Пимена к 1875 году число насельников монастыря достигло 130 человек. В это время активно строились новые храмы, колокольня и очередная каменная стена с шестнадцатью башнями и восемью воротами. Появилась больница, прославившаяся приёмом раненых во время русско-турецкой войны.
Но настоящим произведением искусства стала сохранившаяся до наших дней северная монастырская стена, получившая символическое название «Палестинская», или «Иерусалимская». По задумке архитектора А.С. Каминского стена олицетворяла град Иерусалим за счёт особых декоративных элементов. Архитектурный взлёт монастыря отметили на самом верху и попросили архимандрита Пимена возглавить работы по перестройке Вознесенского монастыря в Московском Кремле.
После смерти преподобного Пимена практически сразу началось его почитание, а в 2000 году Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II прославил его в лике Московских святых.
Новые времена
Революцию 1917 года обитель встретила под управлением архимандрита Макария, который в 1918 году был арестован ВЧК по подозрению в контрреволюционной деятельности. Несмотря на то, что в покоях архимандрита якобы был обнаружен штаб контрреволюции, Макария вскоре отпустили. Чтобы сохранить монастырь в условиях новой политической системы, архимандрит Макарий пошёл на беспрецедентный шаг – преобразовав обитель в «Николо-Угрешскую трудовую общину», объединявшую сорок человек. Впрочем, несмотря на смену вывески, все богослужения до 1925 года продолжались как прежде. Лишь к 1927 году храмы закрыли, а на территории монастыря разместилась трудовая коммуна № 2, состоявшая из 1300 беспризорников. В 1936 году колонии торжественно присвоили имя Ф. Э. Дзержинского.
Так монастырь в очередной раз на протяжении нескольких столетий стал фактически тюрьмой. Отсутствие духовной жизни резко отрицательно сказалось на постройках монастыря, которые быстро пришли в негодность, но решение о реставрации было принято лишь в 1970 году.
В очередной раз жизнь монастыря резко изменилась 1 октября 1990 года, когда в СССР был принят закон «О свободе совести и религиозных организациях», а затем и закон РСФСР «О свободе вероисповеданий». В октябре того же 1990 года монастырь посетил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. А начиная с 1991 года, после решения Мособлисполкома «О передаче памятника архитектуры республиканского значения Николо-Угрешского монастыря в г. Дзержинском Люберецкого района в пользование Московской Патриархии», начался вывод с территории монастыря научно-производственного объединения «Союз» Министерства оборонной промышленности СССР.
Спустя год в монастыре, впервые после возрождения обители, отметили праздник явления иконы Святителя и Чудотворца Николая святому благоверному великому князю Дмитрию Донскому. Так состоялось глубоко символическое духовное объединение вновь открытого монастыря с его великим прошлым…
Дмитрий СОКОЛОВ
Источник: «НиР» № 10, 2022