Кто-то однажды не без основания сказал, что если бы не было «преобразований Лоренца»,
то не было бы «специальной теории относительности» (СТО). Возможно. Но чем знамениты преобразования Лоренца? В чём их необходимость? В чём причина их возникновения? В умных книжках написано, что электродинамические уравнения Дж. К. Максвелла не сохраняют своего вида при координатном переходе с использованием преобразований Галилея. И лишь «преобразования Лоренца» спасают положение. Дескать, лишь они сохраняют эти уравнения ковариантными, сохраняющими свой вид, совместными. Этот факт считается одним из убедительнейших доказательств справедливости СТО. Это причина, исток и фундамент самой известной физической теории XX столетия. Рассмотрим этот «физический» фундамент теории повнимательней. Об «известности» теории говорить пока не станем, это вопрос к околонаучной журналистике.
Начнем с уравнений Максвелла. Им, очень тщательно написанным автором, предполагавшим наличие эфира как светоносной среды, очень не повезло. Исследователи, храбро решившие их препарировать, обладали не только научным авторитетом, но и безоглядной решительностью. Однако решительность нисколько не уравновешивалась внимательностью, которую им заменила поспешность суждений. Всё происшедшее больше походило на отсутствие уважения к содержанию труда Максвелла и на желание поскорее убедить общественность в справедливости своих придумок.
Дело в том, что, говоря о нековариантности (несовместности с преобразованиями координат Галилея) уравнений Максвелла, описывающих реальный физический процесс в пространстве и времени, допустили не просто неточность. Это была ошибка, основанная на непонимании того, что находилось перед глазами «родителей новой науки».
Выбор уравнений Максвелла–Герца вместо тех, которые записал Генрих Герц, назовём первой ошибкой схоластов.
Ведь перед ними были не оригинальные уравнения Максвелла. На самом деле они обнаружили нековариантность уравнений Максвелла–Герца в частных производных. Тех, которые записал Генрих Герц, решая собственные задачи, когда ему потребовалось исследовать лишь пространственные зависимости. Герц и Хевисайд смогли ограничиться в правой части уравнений Максвелла только частными производными по времени потому, что имели дело с практически неограниченными, однородными пространствами, свободными от неравномерно распределённых и движущихся парамагнитных тел. При этом частные производные по координатам были достаточно малы, а малость скоростей движения зарядов также уменьшала их влияние. Изза этого в ряде работ из уравнений Максвелла, изначально записанных их автором в полных производных, осталась лишь производная по времени. Эти «усечённые» уравнения, взятые из работ Герца и принятые «нетерпеливцами» в своё время за оригинал, естественно, не могли при координатных переходах удовлетворять преобразованиям Галилея. Чтобы не быть голословным, предлагаю читателю рассмотреть одно из оригинальных уравнений Максвелла. Доказательство его инвариантности относительно преобразований Галилея опубликовано в моих работах ранее. Повторю их главный тезис – в них доказывается ковариантность уравнений Максвелла в преобразованиях Галилея. Не только мною, но и разными авторами. Совершенно так же преобразовывается и вторая группа уравнений Максвелла. Не увидев этого, схоласты допустили вторую ошибку. Фундамент необходимости создания «особой» теории, кажется, существенно пошатнулся…
Но как же быть с «преобразованиями Лоренца»? Они ведь существуют и описывают такую интересную (правда, не всеми адекватно понимаемую) не-галилееву и неньютонову механику!
Оказывается, что и уравнения Максвелла–Герца (в частных производных, с исключённой из рассмотрения производной по координате) также ковариантны (с учётом некоторых особенностей) относительно классических преобразований! Доказать это столь же просто, хотя доказательство громоздко и требует математической аккуратности. По всей видимости, именно тщательного математического подхода и минимума терпения не хватило «отцам теории относительности». Так они совершили ошибку третью. В противном случае они бы получили весьма неожиданные для них результаты, которые предостерегли бы их от тех радикальных выводов, которые они «выдали» в конце своих изысканий.
Все представленные мною преобразования, несмотря на их «экзотический» вид, соответствуют описанию одного и того же процесса движения электрона, описанного уравнениями и Максвелла, и Максвелла–Герца. Их отличие друг от друга определяется лишь различием единиц измерения и различием масштабов по различным осям координат. Различие масштабов учитывает геометрическую анизотропность (свойство молекул проявлять различные свойства в разных направлениях. – Ред.) ограниченного пространства. Следовательно, мы имеем формальное различие в описании одного и того же процесса, классического по сути. Придумывать для этих различных формул различную механику – предприятие заведомо легкомысленное. Не найдя всех этих преобразований, описывающих один и тот же процесс классической механики, релятивисты опять ошиблись.
Чуть не забыл! Среди набора полученных преобразований для движения нашего электрона в пространстве, ограниченном сферической электромагнитной волной, преобразования совпадают с известными «преобразованиями Лоренца», принятыми в работе Einstein (1905). Что как не ошибка – не увидеть за необычной математической формой его классической природы? С остальными же «преобразованиями координат» новаторы в 1905 году не столкнулись. Не довелось им сочинить ещё полдюжины «специальных теорий»…
…И, если у нас преобразование скорости было выведено строго, то в работе Einstein (1905) выражение uxˊ= (ux – v)/(1 – v(ux/c2)) было получено из произвольно постулированного условия u + c = c, весьма неожиданного, но неприемлемого для классической математики. (Замечание о моём лукавстве: одно из восьми преобразований я получил по «авторитетному» примеру из моего произвольно постулированного условия R + l = R. Почему бы нет?) Несмотря на постулированное «арифметическое насилие» для сохранения формы уравнений Максвелла при переходе из неподвижной системы координат в подвижную авторы Einstein (1905) и Poincare ́ (публикация 1906года, но написана ранее) не смогли найти значение плотности заряда движущегося электрона. Им пришлось в обеих своих работах с помощью формальной подстановки, применяя способ искусственного подбора, принять значение плотности заряда движущегося электрона в виде ρˊ= ρ (1 – v(ux/c2)) β. У нас же оно выведено строго!
Абсурдность подхода к решению научной (!) задачи с помощью практически необъяснимого произвольного постулирования была срочно переименована в «парадоксальность», что дало возможность относиться к проблеме хоть и с недоверием, но терпимо. А впоследствии, когда набралась информационная «критическая масса», уже появилась возможность запретить любые сомнения. Это, пожалуй, уже не ошибка, а нечто хуже…
Когда же сомневающихся еретиков встречают доводом, что, дескать, «практика» иногда подтверждает формулы (СТО), то стоит ли таким подтверждениям удивляться? Ведь это те же формулы классической механики, но «в другом масштабе»! А природе как таковой наши «масштабы» не известны…
Правда, когда порой с помощью СТО якобы решаются не решённые до сих пор физические задачи, решения эти выглядят по меньшей мере странно. Взгляните, например, на «объяснение» теорией относительности аномального движения Меркурия. Количество натяжек и подгонок там просто зашкаливает…
Но вернёмся к собственно СТО.
Любопытно, что справедливость формулы «сложения скоростей» u + c = c, как правило, доказывается с помощью «преобразований Лоренца», при выводе которых заложен именно постулат постоянства скорости света вне зависимости от скорости его источника. Так что ничего иного «на выходе» такого «доказательства» и не могло быть.
Похоже, что СТО порою пользуется законами механики Ньютона чисто спекулятивно.
Запись основного закона механики Ньютона даёт основания адептам СТО, «разорвав на части» формулы ускорения и «пришив» к величине m сомножители, «оторванные» от соответствующих значений ускорения, получить две особых массы – так называемые «продольную» и «поперечную»: mx = m (1 –(v21/v22))-3/2 и my = m (1 –(v21/v22))-1/2. Каково?!
Когда внимательнее присматриваешься к СТО, поражаешься тому количеству натяжек, умолчаний, подмен и тому подобных приёмов, которыми пользуются авторы и адепты этой «парадоксальной» теории. Иногда это просто произвол, а порою и умышленное лукавство, если не искренний самообман. Автор этой статьи не зря потрудился для прояснения сути преобразований Лоренца хотя бы в той части, когда пришлось разобраться, где же у изобретателей СТО представлены настоящие уравнения Максвелла, а где их искажённые формы, введённые Герцем и Хевисайдом. Чаще всего именно последние и выдаются за оригинальные уравнения Максвелла.
О знаменитом «релятивистском корне» (или числе β = (1 – (v2/c2))-1/2) говорят, что чем меньше становится скорость v относительно с, тем больше приближается СТО к классической механике, так как «корень» с уменьшением v приближается к единице. Стало быть, если так, то механика СТО – более «общая», нежели механика классическая. Но тогда СТО в какой-то момент при определённых скоростях v должна становиться классической механикой. Однако формулы СТО якобы становятся классическими, а не приближаются к ним, лишь при β = 1, то есть при v = 0. Это значит, что нет движения, всё остановилось! Кончилась механика! Всем известно, однако, что классические преобразования Галилея не требуют ограничения скорости. А при v = 0, то есть при неподвижности, они вообще должны отсутствовать за ненадобностью! Здесь уже не неточность, а некая игра смыслами терминов, похожая на лукавство…
Чего же тогда в таком случае стόит утверждение, что преобразования Лоренца – это характеристика более широкого понимания пространства, и что пространство Евклида всего лишь частный случай «пространства Эйнштейна»? И это при том, что преобразования Лоренца справедливы только в пространстве, где физический объект не может превысить заданную максимальную скорость, математически не обязательно световую. Просто – максимальную, произвольно назначенную. И, как мы увидели, такое положение описывается очень просто графически, и преобразования Лоренца справедливы лишь в ограниченном сферическом пространстве, где оси координат, перемещаясь, не могут выйти за пределы заданных ограничений.
Но ведь у Галилея в его механике не наложены ограничения ни на пространство, ни на скорости! Они «бесконечны»!
Может ли «механика» становиться более «общей» при наложении ограничения? Тут даже в самой терминологии заложен ответ.
А «овеществление» систем координат? По мере распространения увлечения новыми смутными представлениями о «научных достижениях» (а это вовсе не попытки понимания!) постепенно произошла подмена понятий: исчезло относительное пространство как некая операционная область и возникла вместо него условная система координат. Вещь нужная – это ещё Декарт доказал! – но отнюдь не реальная, а воображаемая, «мысленная», так сказать. Надо ли уточнять, что это произошло одновременно с таким явлением, как овеществление математических формул, некритическое придание им физического смысла? Пример: если при координатном переходе уравнения окружности формально имеют вид уравнений эллипса, то этому в СТО придаётся физический смысл «сплющивания сферы» при движении! Очередная ошибка!
И, наконец, рассуждения о времени. Кто-нибудь хоть раз, хоть где-то от кого-то слышал членораздельное объяснение, что такое время? В физике как правило это – показания часов, сравнительная характеристика какого-то движения, изменения, измеряемого часами, их ходом, эталонным движением.
Время «течёт»… Куда? Откуда? Даже эмоционально тут нет определённости. Европеец считает, что «грядущее» где-то впереди, мы идём ему навстречу, а прошлое уходит назад… Китаец же полагает неизвестное будущее набегающим на него сзади, а видимое ему настоящее переходит в уже знакомое прошлое, уходящее вдаль к раскинувшемуся перед ним горизонтом…
Похоже, оно не стоит на месте, но движется. Но как? С постоянной или с переменной скоростью? А эту скорость измерять каким временем?
Попытаюсь прояснить суть проблемы, как я это понимаю.
Время – такого физического явления нет, как нет цвета, запаха, звука, «тепла» и «холода», внешнего вида или контура (но есть объём предмета, его масса, плотность). То есть всё перечисленное – и время тоже – это некие свойства, продукты сознания человека, способы восприятия им мира, окружающей среды. Время… Трудно воспринять его объективное отсутствие при всей обыденности времени в нашем сознании. Но это не обыденность воды для рыбы, которая, пребывая в воде, воду не воспринимает. А вот её отсутствие ещё как воспримет! Ибо вода – это всё-таки реальность, вещество. А время, говоря фигурально, не «пощупаешь», не «разглядишь». Нет его в природе. Есть движение, изменение состояния материи в пространстве. Это изменение фиксируется сознанием наблюдателя, если таковой имеется. Но если его нет, изменение материи и без него всё равно остаётся, оно существует в своей реальности.
Однажды я высказал эту мысль выпускнику физикоматематической школы. Он возмутился:
– Как это время не физическое явление? Раз есть производная расстояния по времени, скорость: метр, делённый на секунду, то время есть в природе!
– Но тогда и метр есть в природе. И где же он в ней?..
Яркий, хотя и «школярский», пример ошибочного «овеществления» формулы.
Некоторым людям трудно понять, например, отсутствие изображения в зеркале, когда в комнате никого нет. Изображение есть на сетчатке глаза при взгляде в отражающее свет зеркальное стекло. Оно же, изображение, формируется в глазу, а затем в сознании, когда, например, смотрим в окно. А в оконном-то стекле есть ли изображение? Нет? Мы видим то, что есть за окном, лучи света проходят сквозь стекло, нам видны предметы за ним. Вообще-то мы порой и стекла не видим, оно здесь ни при чём, какое там в нём изображение! Но почти то же самое и с зеркалом: только если в окно луч проходит напрямую, в глаз, без которого и не создаётся устройством глаза изображение в нашем сознании, то зеркало разворачивает лучи к нашему глазу, и попадают сквозь хрусталик на сетчатку те из лучей, которые помогают это изображение создать. А когда нет нас рядом – нет изображения ни в зеркале, ни в оконном стекле. Ни в глазу, ибо смотрим мы в другую сторону или вовсе зажмурились…
Вернёмся к времени. Нет его в природе, а есть материя и её движение, состояние. Человек их воспринимает, пытается как-то оценить, исследовать. Как это происходит? Во-первых, движение надо зафиксировать, просто увидеть. Это возможно только при наличии памяти. Мгновение назад было так, сейчас этак, а ещё через мгновение совсем иначе. Нужно запомнить состояния природы в каждое мгновение, всю последовательность состояний, событий, и тогда движение будет запечатлено. В памяти. В сознании. Для человека без памяти мир неподвижен. Он не помнит, что было миг назад, а через миг не будет помнить мига настоящего. Что бы вокруг него и перед ним ни происходило, в каждый момент он видит только неподвижное настоящее. Ужасная судьба…
Для сравнения различных видов движения (быстрое, медленное, колебание, вращение и т. д.), их продолжительности, прерывистости и пр. требуется ощущение времени, а для точности фиксации – счёт с помощью некоего эталонного повторяющегося неизменного движения материальных объектов или явлений природы (ночь, день, сезонные явления, движение планет, а впоследствии – различные устройства: клепсидры, часы и т. д.). Такое движение стали называть временем, очевидно, в силу привычки и не придавая этому особого значения (как у Платона: «Время – это движение светила по солнечному кругу»).
Итак, поскольку время – это свойство и продукт сознания, и оно не существует без человека (в противоположность пространству и «движущейся» в нём материи), то с существенными оговорками следует употреблять такие термины и выражения, как «пространство-время», «стрела времени», «время возле больших масс течёт по-другому», «время при субсветовых скоростях», а то и «при Большом взрыве время было другим!» и т. п. А «замедление времени» Лоренца или «остановка хода времени» Эйнштейна? Эти полумистические выражения устойчиво бытуют в научной практике, а ещё чаще – в околонаучной журналистике.
А ведь в обычной жизни, в быту каждый из нас ведёт свой отсчёт времени по бессознательно отсчитываемой шкале: продолжительности своей жизни. И поэтому всем кажется, что «со временем прожитые годы становятся короче». Ведь и вправду: в пятилетнем возрасте один год – это одна пятая жизни, а в тридцатилетнем – одна тридцатая… Действительно, есть разница… Примерно так выглядит рассуждение лётчика-космонавта о способе отсчёта времени, к которому обратятся люди будущего, обживающие Космос: «Представления о пространстве и времени, связанные с вращением Земли вокруг Солнца, привязанные к наблюдению мира над головой, потеряют для них своё значение… Только внутренние биологические часы, ход которых заложила в нас природа, сохранят земной ритм, а сознанию придётся искать иной отсчёт времени для привязки событий и процессов»[1].
…Рассказывают легенду (возможно, она выдумана самим её героем), что однажды чиновник патентного бюро, едучи в трамвае на службу, глядел в заднее стекло на циферблат башенных часов удаляющейся ратуши. Он всегда определял по ним время, особенно, когда спешил. И вдруг представилось ему, что движется он со скоростью света – и стрелки часов замерли, перестали вращаться… Его время (в его понимании!) остановилось при движении трамвая со скоростью света!..
Но ведь возможна и другая история. Представьте, что один чудак жил на улице, где с утра до вечера поток машин двигался со скоростью сорок километров в час. И он так к этому привык, что когда, стоя на остановке, ждал своего трамвая, то по числу промчавшихся мимо него машин точно определял время своего ожидания. Вот такие часы он себе придумал! И всегда, уже сидя в трамвае, он смотрел в окно на поток машин. Но каждый раз лавина транспорта застывала, когда трамвай начинал катиться с обычными для него сорока километрами в час. А катящиеся машины «не двигались», замерев против глядевшего в окно пассажира. Но почему же его время не останавливалось?.. А иногда, напротив, безжалостно улетало вперёд (или назад?), когда он вместе с машинами застревал в пробке и опаздывал на работу. Видимо, так было из-за того, что машины с их механизмами не слишком похожи на механизмы часов или на движение Солнца по небосводу и не назывались, как у Платона, «временем», а пассажир не служил в патентном бюро и не морочил себе и людям голову… Так и продолжал он ездить на работу, где прозябал до самой пенсии, а патентный клерк стал знаменитостью…
Итак, мы видим, что в физике не только присутствует вполне очевидное понятие «показание часов», но и весьма смутное понимание того, что такое время… Видимо, это нечто, измеряемое движением. Понимание этого есть. Но оно весьма смутное, и оттого зачастую с этим связано пренебрежение аккуратностью при использовании его в научных расчётах.
«Вишенкой на торте», вершиной в хаосе релятивистских чудес, созданных кипучим воображением, я считаю следующий перл о часах и времени в серьёзнейшей научной книге: «…для сравнения хода часов в двух системах отсчёта необходимы несколько часов в одной системе и одни в другой… Всегда окажутся отстающими те часы, которые сравниваются с разными часами в другой системе отсчета»[2].
Феноменально, не правда ли? Авторы книги, смешав понятия «часы» и «время», со всей очевидностью, хотя и весьма своеобразно, невольно продемонстрировали свои взгляды: время – не часы и не явление природы, а категория, полностью принадлежащая восприятию наблюдателя: «с точки зрения…». Но напрямую они об этом почему-то не сказали.
Продолжать перечисление подобных примеров можно было бы бесконечно.
Фантастические приключения, связанные с теорией относительности, более всего касаются времени. Поэтому ещё несколько слов о нём, многострадальном.
Хотелось бы напомнить о часто применяемом не только в философии, но и в теоретической физике доводе, который делают решающим аргументом в обсуждении представлений об абсолютном и относительном времени. Популярный в первой трети ХХ века философ Анри Бергсон как-то раз печатно высказался в том духе, что, проснувшись однажды утром, человек ничего не заметит, если скорость абсолютно всех процессов в природе внезапно удвоится, пока он спал… У меня тут нет слов для комментариев. Однако продолжим…
Можно подумать, что подобное мог бы вообразить себе философ, не имеющий понятия о законах природы. Такие философы, оказываются, бывают. Но это ещё не край пропасти… Глянем, что делается среди физиков? А вот, недолго поискав, обнаружил: в солидном труде предлагается в точности, как это сделал в своё время А. Бергсон, «поставить вопрос, что произойдёт, если скорости протекания всех физических и химических процессов, а вместе с тем и нашего процесса мышления, внезапно удвоятся. Так как мы не имеем никакого средства, которое могло бы послужить для проверки этого утверждения, бессмысленность такой постановки вопроса становится очевидной»[3].
Бессмысленность такой постановки вопроса очевидна лишь при учёте исключительно линейных процессов (в том числе и кабинетного теоретического мышления). Действительно, при таком катаклизме значительная часть формул в учебниках не изменится, описывая природные процессы так же, как и накануне. Но воображение авторов играет с ними ту же шутку овеществления математических символов: дескать, ежели меняется форма записи формул, то и природные процессы тоже меняются, начинают течь по-иному. А если формулы остаются неизменными, то, стало быть, и вокруг ничего не должно меняться…
Большинство же природных процессов, как известно, нелинейны. Может быть, проникшись идеей об абсолютном постоянстве скорости света, автор множество раз переизданного пухлого двухтомника позабыл о существовании ускорения? А ускорение есть постоянная скорость изменения скорости (темпа) определённого физического процесса. То есть в случае удвоения всех скоростей увеличатся и ускорения, в том числе и ускорение свободного падения. И проснувшийся утром фантазёр, вчера ещё относительно нормального сложения, ощутит себя 150-килограммовой тушей. И это если на него не рухнет внезапно отяжелевшая крыша… Нет никакого средства не заметить этого. Процессы же с переменным ускорением изменятся ещё заметнее! И далее в том же двухтомнике утверждается: «Вместе с этим и предположение об абсолютном времени, которое исходит из того, что где-то в пространстве существуют “нормальные” часы, определяющие его течение, теряют свой смысл».
Но можно полагать, что не «где-то в пространстве», а везде, где существует тяготеющая материя, имеются области активного соприкосновения различных форм материи в виде тяготения. Тогда вопрос об абсолютном метрическом времени (если при этом помнить о часах) в физике предстаёт в несколько ином свете. И о физическом времени можно говорить не только как о мере изменчивости пространства – вместилище материи, но и как о стабильном фазовом переходе с постоянной скоростью процесса превращения в процессе гравитации одних форм существования материи в иные формы, чем также определяется всемирный закон единообразного темпа течения физического времени. Сама материя представляет собой единые абсолютные часы – меру движения, фиксируемую сознанием наблюдателя, которую в физике называют «временем».
Закончить же хочу вот чем.
Первым основы и принципы теории относительности изложил Анри Пуанкаре. Авторитет учёного сыграл недобрую шутку. Одной из наиболее пагубных для научного мышления ошибок являются предвзятые мнения, которые, будучи некогда высказаны как гипотезы, в дальнейшем принимаются как непререкаемые истины. Сила давности парализует критику, и ложное мнение укореняется, искажая картину исторического процесса. А в глубинах этой «давности» в ходе истории первооткрыватель Пуанкаре первым же и стал понимать истинный смысл, математическую условность, отсутствие физического содержания, схоластику теории относительности. Он понял, почему многое неясное стало якобы понятным, удобным. В физике возникло некое соглашение схоластов, конвенция, похожая на заговор, она и продиктовала не тратить силы на решение тех задач, которые ставили в тупик учёный мир. Эта конвенция позволяла закрыть глаза на своего рода дезертирство и продолжать научное существование как ни в чём не бывало. И даже чувствовать себя победителями.
Пуанкаре с горечью писал: «Теперь некоторые физики хотят принять новое условное соглашение. Это не значит, что они были вынуждены это сделать; они считают это новое соглашение более удобным, вот и всё. А те, кто не придерживается их мнения и не желает отказываться от своих старых привычек, могут с полным правом сохранить старое соглашение. Между нами говоря, я думаю, что они ещё долго будут поступать таким образом».
Из этих слов можно понять, почему Пуанкаре не только не завершил свой путь к «теории относительности», но и, напротив, даже отказался принять уже созданную теорию. Это видно и из сравнения подходов к ней Пуанкаре и Эйнштейна. То, что Эйнштейн предлагал понимать как относительное, но объективное, Пуанкаре понимал как чисто субъективное, условное, конвенциальное.
Стоит помнить, что сразу после появления теоретических работ Эйнштейна Пуанкаре прекратил публикации на эту тему. Ни в одной работе последних семи лет жизни он не упоминал ни теории относительности, ни даже имени Эйнштейна (кроме одного случая, когда он сослался на эйнштейновскую теорию фотоэффекта). Пуанкаре по-прежнему продолжал обсуждать свойства эфира и упоминал абсолютное движение относительно эфира…
…И если столь «относительно» понимают теорию её создатели и адепты, даже не осознав её «пространственной ограниченности», то стоит ли удивляться, что обществом она воспринимается либо «религиозно», либо притворно, как некий «чёрный квадрат»?
Благодарю читателя за долготерпение и прошу правильно понять последние абзацы, более похожие на публицистику. Но, честное слово, так хочется, чтобы наука поскорее очистилась от всего наносного и притворного!
Вместо заключения
Вопрос в связи со сказанным.
Каждое явление таит в себе зерно подобия, подобно тому, как капля воды говорит о существовании океанов.
Насильственное внедрение явного абсурда, запрет его критики и даже обсуждения, недопущение возражений – что это такое, как не схоластика и своего рода заговор? … и чем ещё это можно объяснить?
Зачем?..
…вот в чём вопрос…
Думается, это норма и один из приёмов подчинения общества некоторому классу. Это свойственно определённой тиранической цивилизации. Такой, далеко не всегда видимый, класс условно можно назвать «олигархическим». Сознательный выход из подчинения, разоблачение и неприятие обмана, возвращение к истине, – вот одни из необходимых шагов освобождения от оков эксплуататорской цивилизации, утверждение цивилизации собственной, независимой, самостоятельной, без которой невозможна победа общества в бескомпромиссной борьбе в обостряющемся цивилизационном противостоянии. Давление «олигархического» класса с целью безмолвного подчинения ему – явление, свойственное не одной какой-то стране и какому-то отдельному отрезку времени в истории человечества. С сожалением приходится признать, что явление это можно было бы назвать глобальным, и пронизывать оно может абсолютно все области деятельности общества. Не является здесь исключением и наука. Вспомним хотя бы злоключения и судьбу гениального Галилея…
Неважно, касается ли сказанное о неприкасаемой схоластике всего: и науки, и бесчеловечности с унижающей агрессивностью в искусстве, релятивизма с безбожием в быту – в любой стороне жизни появляется фронт борьбы, которая зовётся священной войной за судьбу своего Отечества. Цивилизация независимая, свободная от внешнего агрессивного давления и внутреннего предательства скрытых сил, возможна только при поддержке народа, ментальность которого сформирована при охранительной доминанте совести, при разоблачении нравственного релятивизма, лжи и неприятии лукавства.
…может быть, кто-то знает другой ответ?
[1] Лебедев В. Человек космоса//Наука и жизнь.– 2010.– № 2
[2] Л.Д. Ландау, Е.М. Лифшиц. Теория поля.//М., 1962. С. 19.
[3] Г. Иос. Курс теоретической физики.Ч. 1. М. 1963.
Источник: НИР №3, 5 2025
Владимир ЛЕБЕДЕВ, кандидат физико-математических наук, академик ПАНИ